Пятый угол - Страница 55

Кровать не рассчитана на двух человек, и Наум чувствует теплые плечи и бедра Людмилы — она спит на спине, подложив левую руку под голову, отвернувшись лицом к стене; дыхание ровное и спокойное. «Почему ее сон такой глубокий и безмятежный? Что это — усталость, или. — Наум даже поежился от этой мысли. — Или частый опыт чужих кроватей? Сегодняшняя наша встреча, стремительное развитие событий напоминают, скорее, порывистость юношеских эмоций, нежели контролируемые чувства уже зрелых, достаточно уравновешенных людей. Стоп! Правомерно ли обобщение? Была ли эта вспышка обоюдной?..»

Больше не было сил лежать в одной позе; невозможность принять другую, требующую пространства, усугубляло ощущение дискомфорта. Плавными, медленными и равномерными движениями («Как сапер», — подумал Наум) он начал высвобождать поочередно части тела и, смог наконец бесшумно сползти с кровати.

Половина шестого утра. Наум зажег камин в салоне, сварил себе кофе и сел в глубокое кресло, блаженно погружаясь в зрелище пляшущих, еще робких огоньков, и в аромат кофе, постепенно заполняющий все свободное пространство.

«И все же, что произошло? В чем привлекательность, точнее, шарм этой женщины? Красивая, умная? Нет, здесь что- то другое, так однозначно не классифицируемое. Это сумма, складывающаяся для него, пока, из чисто эмоционального восприятия мыслей с подтекстом, улыбок, ответов одними только глазами или губами? Нестандартные реплики? Мимолетная нарочитая вульгарность, которая, кроме как для «красного словца», не воспринимается?»

Часы пропели шесть раз. Вдруг, что-то большое и мягкое накрыло его, овладевая губами, глазами, ногами — всем телом. Оно, это явление, было настойчиво-мягкое и необыкновенно возбуждающее, требовательное, манящее. А еще — звуки. Звуки, нейтрализующие остатки трезвого мышления.

«Сирена, — мелькнула мысль. — Бедный я Одиссей! А быть может, богатый?..» Потом все превратилось в бешеный танец, рассекаемый вспышками огня в камине, грохотом падающего кресла, болью от резкого движения по жесткому ворсу ковра и, главное, ощущением собственной мужской силы.

За завтраком, у кухонного стола, Людмила сидела с мокрыми после душа волосами и медленными глотками, не отрывая взгляда от лица Наума, отпивала кофе. «Таких глаз я еще у нее не видел, — подумал Наум. — Что говорят они?.. Нет, они не говорят, они — просто зеркало ее состояния». Наверное, эти мысли отразились на его лице, потому что последовало:

- Мне надо поставить глаза на место.

- То есть?

- Они сейчас непозволительно болтливы. Между прочим, с твоими очами тоже неприлично выходить на люди; они как после глубокого похмелья.

- Ты не догадываешься, чего, точнее кого я так много выпил? Если следовать традиции нашей с тобой Родины, то клин похмелья выбивают клином. Ты намекаешь на это?

- Нет уж, оставь свой клин при себе, а мне пора на работу. Что же касается последних оставшихся у тебя сил, побереги их для грядущих подвигов. Я имею в виду, что стал слишком популярной личностью среди некоторых работников советского посольства. Не секрет, что все тайны государственного масштаба распространяются, как минимум, со скоростью звука. Не могу понять, что за возня там происходит, но уж слишком часто произноситься твое имя.

- Ничего мудреного, оно и на страницах газет мелькает.

- Дай бог, чтобы только это. Но уголовные дела не вызывают особого интереса у ленивых дипработников. Что ты еще натворил?

- Чист, как стеклышко. Думаю, Скотленд-Ярд направил документы о моем задержании в Англии в связи с незавершением дела о смерти дяди и Моррисона.

- В любом случае, будь готов к приглашению в посольство.

Оставшись один, Наум подошел к зеркалу и без воодушевления посмотрел на отросшую за ночь щетину и красные от бессонной ночи глаза. «Точно бомж с похмелья. Что она сказала о приглашении в посольство? Собственно, что удивительного в этом, если верноподданный их страны оказывается участником громкого уголовного дела, пусть всего-навсего в качестве свидетеля, и нужно получить достоверную информацию из первых уст, и оказать посильное содействие».

Приглашение не заставило себя долго ждать: около десяти часов утра раздался телефонный звонок, и спокойный мужской голос попросил зайти в посольство между двумя и четырьмя часами пополудни. Собеседник положил трубку, не дожидаясь ни вопросов, ни ответа.

ГЛАВА 2

Старый особняк на Кенсингтон Палас Гарден, бдительные английские полицейские снаружи и строго-внимательные лица отечественной охраны, молодой человек с несколькими папками в руке, нетерпеливо перебирающий ногами перед Наумом и, наконец, небольшой кабинет с высокими, плотно зашторенными окнами.

Хозяин кабинета, работающий при свете настольной лампы, прячет документы в ящик стола и встает навстречу Науму. Среднего роста, крепкого телосложения — о таких принято говорить «крепыш»; взгляд внимательный, изучающий. Пригласил, как бы не для формальной беседы, к журнальному столику.

- Ну что же, Наум Григорьевич, не получился у вас отдых? Сочувствуем. Нанервничались, наверное, как следует, да еще в чужой стране, в незнакомой обстановке. Но здесь вы на Родине, и можете расслабиться.

Наум согласно кивает головой в такт сочувственным замечаниям собеседника, а на последней фразе мелькнула мысль, что нелишне поблагодарить за благоденствие.

- Меня зовут Иван Кузьмич. Пригласили вас, как нетрудно догадаться, чтобы разобраться в случившемся и оказать посильную помощь. Мы располагаем лишь отрывочными сведениями, поэтому попрошу поподробнее рассказать о ваших родственниках и печальном событии того дня.